Лучшие вопросы
Таймлайн
Чат
Перспективы
Влияния на Толкина
Из Википедии, свободной энциклопедии
Remove ads
По мнению исследователей, на творчество английского писателя Дж. Р. Р. Толкина о Средиземье, в особенности на «Властелин колец» и «Сильмариллион», оказало влияние большое количество явлений и событий, в том числе языки, христианство, мифология, археология, классическая и современная литература, а также личный опыт автора. Основным источником вдохновения для Толкина была его профессия, филология. Толкин специализировался на изучении древнеанглийской литературы, в частности, поэмы «Беовульф», что нашло отражение в его произведениях.
На Толкина как на лингвиста серьёзное влияние оказали германские, кельтские, финские, славянские и греческие языки и мифология. Одновременно прослеживается влияние христианских убеждений автора. Критики выделяют множество литературных и топологических предшественников персонажей, мест и событий, описанных в произведениях Толкина. Некоторые из них представляли для автора особую важность, например, произведения Уильяма Морриса. Также автор использовал реально существующие топонимы, например Бэг Энд (такое название было у дома, принадлежавшего тёте Толкина).
Сам Толкин признавал некоторое влияние на свои произведения собственного опыта, включая детские воспоминания о жизни в деревне в Вустершире, а затем в урбанизирующемся Бирмингеме, а также опыт участия в Первой мировой войне.
Remove ads
Филология
Суммиров вкратце
Перспектива
Толкин был профессиональным филологом, специалистом по контрастивной и исторической лингвистике. В частности, он хорошо знал древнеанглийский язык. Он писал: «Я филолог и все мои работы филологические». В письме к американскому издателю Houghton Mifflin Толкин подчеркнул, что считает «Властелин колец» «единым целым», «вдохновлённым в основе своей лингвистикой», и что в основании романа лежат выдуманные языки. Он писал: «Скорее „истории“ сочинялись для того, чтобы создать мир для языков, нежели наоборот»[7].
«Христос I»
Конструировать свою мифологию Толкин начал в 1914 году, работая над поэмой «Путешествие Эаренделя, Вечерней звезды» (англ. The Voyage of Earendel the Evening Star), которая, в свою очередь, была вдохновлена древнеанглийской поэмой «Христос I[англ.]» (англ. Christ I)[5][8]. Примерно в 1915 году Толкин решил, что сконструированный им язык квенья станет языком эльфов, на котором говорят Эарендиль и Эльвинг[9]. После этого он приступил к сочинению «Лэ о Эаренделе» (англ. Lay of Earendel), в котором повествуется о путешествиях Эаренделя и о том, как его корабль превратился в утреннюю звезду[10][4][11][12]. Из поэмы «Хрисос I» Толкин также позаимствовал термин «Средиземье» (в качестве перевода древнеанглийского слова Middangeard). Медиевисты Стюарт Д. Ли и Элизабет Солопова полагают, что «Христос I» был «катализатором мифологии Толкина»[5][6][8].
«Беовульф»
Толкин был экспертом по древнеанглийской литературе, в особенности по эпической поэме «Беовульф». Это произведение сильно повлияло на тексты Толкина, в частности, на «Властелин колец». К примеру, в «Беовульфе» упоминаются различные мифические существа, включая огров (eotenas), эльфов (ylfe) и демонов (orcneas). Это повлияло на воображение Толкина, создавшего различные расы и народы Средиземья. Информации об эльфах было очень мало, хотя Толкин тщательно изучал все древнеанглийские источники, где они упоминались[14].
В другой древнеанглийской поэме «Максимы II[англ.]» Толкин нашёл фразу orþanc enta geweorc (в переводе — «искусная работа гигантов»), из которой, по мнению Тома Шиппи, происходит название энтов — вымирающей расы лесных гигантов[15]. Из той же фразы, по мнению Шиппи, Толкин позаимствовал название башни Ортанк (orþanc). Древнеанглийскую фразу в таком случае можно перевести как «Ортанк, крепость энтов»[16]. Это древнеанглийское слово встречается и в «Беовульфе» во фразе searonet seowed, smiþes orþancum («кольчуга искрилась — сеть, искусно сплетённая в кузнице»). Слово searo в его мерсийской форме *saru Толкин использовал в имени правителя Ортанка, мага Сарумана, в котором объединились идеи хитрости и технологии[17]. «Беовульф» и другие древнеанглийские тексты использовались и при создании образов рохиррим (всадников Рохана), например, их земля называлась «Маркой» (Mark). На мерсийском диалекте древнеанглийского языка королевство Мерсия называлось «Маркой» (*Marc)[18].
«Сигелвара»
Ряд концепций из произведений Толкина о Средиземье могут быть связанными с древнеанглийским словом «Сигелвара» (др.-англ. Sigelwara), которое встречается в «Рукописи Юния» и переводится как «эфиопский» (англ. Ethiopian)[21][22]. Толкин полагал, что у этого слова ранее было другое значение, об этом он написал целую статью «Земля Сигелвары» (англ. Sigelwara Land), опубликованную в двух частях в 1932 и 1934 году[19]. По мнению Толкина, Sigel означало одновременно «солнце» (руна Совило (ᛋ)) и «драгоценный камень» (от латинского sigillum, печать)[23]. Второй элемент слова Sigelhearwan — *hearwa — мог соответствовать древнеанглийскому слову heorð («очаг») и латинскому carbo («сажа»). Толкин предположил, что от сыновей Муспеля произошли Silhearwanu, демоны, «чудовища с докрасна раскалёнными, испускающими искры глазами, с лицами чёрными как сажа»[19]. Шиппи отмечает, что это изучение этого слова вдохновило Толкина на создание Балрогов (демонов огня) и сверкающих как солнце драгоценных камней Сильмарилей[24]. «Эфиопское» значение слова Толкин использовал при создании народа Харадрим — южной расы людей с с тёмной кожей[a][25].
Ноденс
В 1928 году был раскопан языческий храм IV века н. э. в Лидни-Парк (Lydney Park), графство Глостершир[27]. Толкина попросили изучить найденную в этом храме надпись, сделанную на латыни: «Богу Ноденсу. Сильвиан потерял кольцо и даст за находку его Ноденсу половину стоимости. Из тех, кто носит имя Сенициан, никто не будет здоров до тех пор, пока не принесёт его в храм Ноденса»[28]. Название места, где была найдена табличка с надписью англосаксонском звучало как «Дворфс-Хилл» (Dwarf’s Hill). В 1932 году Толкину, профессиональному лингвисту, удалось проследить связь между Ноденсом и с героем мифологии ирландских кельтов Нуаду по прозвищу «Серебряная рука»[T 1].
Исследователь творчества Толкина Том Шиппи полагает, что работа Толкина по исследованию надписи имела «ключевое влияние» на Средиземье, так как данный сюжет сочетал бога-героя, кольцо, гномов («дворфов») и «серебряную руку»[26]. В «Энциклопедии Дж. Р. Р. Толкина» отмечаются «похожие на норы хоббитов шахтные отверстия [Дворфс-Хилла]» и тот факт, что Толкин был очень заинтересован в исследовании истории и мифологии этого места раскопок[26][29]. Также отмечается, что это место в Англии могло вдохновить Толкина на создание персонажа «Келебримбора и павших королевств Мории и Эрегиона»[26][30].
Куратор Лидни-Парка Сильвия Джонс полагает, что на Толкина «определённо повлияли» находки на месте раскопок храма[31]. Специалист по английской литературе Джон М. Бауэрс отметил, что Келебримбор — это на синдарине «Серебряная рука», и «поскольку это место было известно как Дворфс-Хилл и испещрено заброшенными шахтами, разумно предположить, что оно стало вдохновением для образов Одинокой горы и шахт Мории»[32].
Remove ads
Христианство
Суммиров вкратце
Перспектива
Толкин был глубоко верующим католиком. В одном из писем другу-иезуиту Роберту Мюррею он написал, что «Властелин колец» «в основе своей произведение религиозное и католическое; поначалу так сложилось неосознанно, а вот переработка была уже вполне сознательной»[33]. В романе много теологических тем, включая борьбу добра и зла, смирения и гордыни, проявление божественной Благодати, темы смерти и бессмертия, милосердия и сострадания, воскресения, спасения, покаяния, самопожертвования, свободной воли, справедливости, братства, власти и исцеления. Толкин упоминает молитву «Отче наш», в особенности строки «и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого» в отношении борьбы Фродо с искушением Единого кольца[34]. Толкин писал: «Конечно, Бог есть во „Властелине колец“… Это — монотеистический мир „естественной теологии“». Когда писателя спросили, кто является Богом в Средиземье, он ответил: «Единый, конечно! Книга о мире, созданном Богом — нашем настоящем мире на этой планете»[35].
Влияние Библии прослеживается и в «Сильмариллионе». Конфликт между Мелькором и Эру Илуватаром — это библейская история о бунте Сатаны против Бога[36]. Создание и падение (мятеж) эльфов, о котором повествует «Сильмариллион», имеет много общего с историей о создании и грехопадении человека в книге Бытия[37]. В одном из черновиков Толкина эльф Финрод рассуждает о возможности и необходимости того, чтобы сам Эру Илуватар спустился в Арду, чтобы спасти людей от зла Моргота[38]. Тема грехопадения отражена в Айнулиндалэ (миф о создании мира), в истории о братоубийственной резне в Алквалондэ и в легенде о падении Нуменора[39].
Remove ads
Мифология
Суммиров вкратце
Перспектива
Германская мифология
Влияние на Толкина оказали германские героические легенды, в особенности скандинавская мифология и древнеанглийские тексты. Во время учёбы в школе короля Эдуарда в Бирмингеме Толкин читал и переводил с древнескандинавского. Первой книгой скандинавской мифологии, которую он купил, была «Сага о Вёльсунгах». На тот момент Толкин прочёл единственный доступный английский перевод[40][41] «Саги» Уильяма Морриса и Эйрикюра Магнуссона 1870 года[42]. «Сага о Вёльсунгах» на древнескандинавском и «Песнь о Нибелунгах» на средневерхнемецком были написаны примерно в одно время и использовали одни и те же древние источники[43][44]. Обе поэмы послужили основой для цикла опер «Кольцо нибелунга» Рихарда Вагнера, в обеих присутствует волшебное, но проклятое золотое кольцо, а также сломанный и впоследствии перекованный меч. В «Саге о Вёльсунгах» это кольцо Андвари под названием Андваранаут[англ.] и меч Грам; эти предметы во многом соответствуют Единому кольцу и мечу Нарсилю (после перековки получившему название Андуриль) во «Властелине колец»[45]. В «Саге о Вёльсунгах» также встречаются имена, которые можно найти в произведениях Толкина. В книге «Легенда о Сигурде и Гудрун» приведены две написанных аллитерационным стихом поэмы, которые Толкин написал в 1930-е годы на основании впечатлений от легенды о Сигурде из скандинавской мифологии[46].
На Толкина повлияла и древнеанглийская поэзия, особенно «Беовульф», о чём писал Том Шиппи[47]. Дракон Смауг из повести «Хоббит, или Туда и обратно» был «вдохновлён» драконом из «Беовульфа»: оба древние, свирепые, жаждут золота, летают по ночам и охраняют сокровища[48][49]. Во «Властелине колец» также есть отголоски «Беовульфа»: так, зал для пиршеств Хеорот стал прообразом Медусельда, Золотых чертогов короля Рохана. Эльф Леголас описывает Медусельд прямой цитатой из «Беовульфа» (líxte se léoma ofer landa fela): «Свет его сияет далеко над землёй»[50]. Само название Медусельд означает «медовый зал» и также взято из «Беовульфа». Шиппи отмечает, что вся глава «Король Золотых чертогов» построена по образцу сюжета из «Беовульфа»: герой приходит к королю, его дважды останавливает стража, затем он оставляет своё оружие. Правда, у Толкина героев несколько, и своё оружие они оставляют неохотно, а стражник Хама разрешает Гэндальфу пройти с посохом. И в «Беовульфе», и во «Властелине колец» есть король, управляющий свободными народами, которые не просто слепо следуют приказам, а обладают возможностью выбора[50].
.jpg)
Персонаж мага Гэндальфа основан на германском божестве Одине[52] в его воплощении в виде бедного странника, одноглазого старика с длинной белой бородой, широкополой шляпой и посохом. В одном из писем Толкин признался, что представляет Гэндальфа «странником в духе Одина»[51][53]. Описанные в «Братстве Кольца» Балрог и обрушение моста Кхазад-дум в Мории напоминают огненного великана Сурта и предсказание о разрушении Биврёста, моста в Асгард[54]. Радужный мост, связывающий Асгард и Мидгард, также сравнивали с «Прямым путём» (англ. Straight Road), которым из Средиземья можно было попасть в Валинор после падения Нуменора, а Валар из «Сильмариллиона» сранивали с асами, богами Асгарда[55]. Черты Тора, самого физически сильного из асов, можно найти в описании Валар Оромэ и Тулкаса[52]. Манвэ, главный из Валар, имеет некоторое сходство с Одином, «Всеотцом»[52]. Разделение эльфов на «светлых» и «тёмных» встречается как у Толкина в его «Сильмариллионе», так и в «Младшей Эдде»[56][57][58].
Некоторые критики предположили, что Толкин позаимствовал главный сюжет «Властелин колеца» из цикла опер «Кольцо нибелунга» Рихарда Вагнера[59]. Другие отметили, что все сходство связано с влиянием на оба произведения «Саги о Вёльсунгах» и «Песни о Нибелунгах»[60][61]. Толкин отрицал наличие какой-либо связи своей книги с произведениями Вагнера, написав в письме к своему издателю: «Оба кольца были круглыми, и на этом сходство заканчивается»[62]. Хамфри Карпентер в «Биографии» Толкина отмечает, что автор ещё до поступления в Оксфорд «пренебрежительно» относился к Вагнеру и его интерпретации германских мифов[63]. Некоторые исследователи заняли промежуточную позицию: оба автора использовали одни и те же источники, на Толкина оказало влияние развитие мифологии Вагнером[64][65], в особенности концепция кольца, дарующего мировое господство[66]. Кольцо у Вагнера, вероятно, стало развитием образа волшебной палочки, упоминаемой в «Песни о Нибелунгах», которая даровала владельцу контроль над «расой людей»[67][68]. Есть мнение, что резкое отрицание Толкиным влияния Вагнера было вызвано его негативным отношением к предисловию Оке Ольмаркса к шведскому переводу «Властелина колец», в котором писатель с раздражением нашёл множество неточностей[69][70]. Другие исследователи предположили, что негативная реакция Толкина на сравнение с Вагнером объясняется ассоциацией произведений композитора с нацизмом[71][72][b].
Финская мифология
На Толкина «сильнейшее впечатление»[39] произвёл карело-финский эпос «Калевала», в особенности история Куллерво. Сам Толкин признал, что история «злосчастного» Куллерво стала «зародышем» его попыток сочинять собственные легенды и легла в основу его «Детей Хурина», хотя и «видоизменилась до неузнаваемости»[75]. Автор при жизни не успел закончить эту историю, её опубликовали после его смерти под редакцией Кристофера Толкина. Исследователи находят много общего между Куллерво и толкиновским персонажем Турином Турамбаром: оба — трагические герои, по незнанию совершившие инцест с сестрой, и совершившие самоубийство путём бросания себя на меч[76].
В «Калевале» большую роль играет магический предмет огромной мощи под названием Сампо: он дарует владельцу изобилие и благополучие, однако точная его природа остаётся доподлинно неизвестной[77]: это мог быть камень-жернов или мельница, возможно, «Ось мира» (Axis mundi)[78]. Некоторые исследователи, включая Рендела Хелмса, полагают, что Сампо имеет сходство с Сильмарилями, формируя «центральный элемент» легендариума Толкина[79]. По мнению Джонатана Хаймса, Толкин посчитал Сампо («мировой столп с мельничными жерновами под украшенной крышкой неба») слишком сложным артефактом и решил разделить его на несколько объектов. «Столп» стал Древами Валинора, олицетворяя аспект древа жизни, освещающего весь мир. «Украшенная крышка» стала сияющими Сильмарилями, вместившими в себя свет двух Древ, и объединив эти два символа[80].
Как и за Единое кольцо, за Сампо сражались силы добра и зла, и в итоге оно было уничтожено. Главный герой «Калевалы» Вяйнямёйнен походит на Гэндальфа: он стар, мудр, а в конце своих приключений отплывает на лодке в дальние земли прочь от смертных. Некоторые критики отметили сходство между Вяйнямёйненом и Томом Бомбадилом[74].
Разработанный Толкином эльфийский язык квенья имеет много общего с финским[77][81].
Античная литература
В произведениях Толкина прослеживается влияние древнегреческой мифологии, в частности, в истории о падении Нуменора, напоминающей миф об Атлантиде[84]. Квейнийское название Atalantë («Низвергнутая земля», название Нуменора после его падения) походит на Atlantis Платона[85], усиливая ощущение, что мифология Толкина дополняет историю и мифологию нашего реального мира[86]. В своих письмах Толкин признаётся, что это всего лишь «любопытное совпадение»[87].
Валар, о которых Толкин писал в «Валаквенте» (включена в «Сильмариллион»), во многом напоминают олимпийских богов[88]. Как и боги-олимпийцы, Валар жили в реальном мире, но в отдалении от смертных (древнегреческие боги — на горе Олимп, Валар — на отдельном острове)[89]. Улмо, Владыка вод, имеет много общего с Посейдоном, а Манвэ — с Зевсом[88].
Свою историю о Берене и Лутиэн Толкин сравнил с мифом об Орфее и Эвридике, только «наоборот»: в его истории гендерные роли спасителя и спасаемой поменялись, Лутиэн трижды спасает Берена, в том числе из царства мёртвых[82]. Миф об Эдипе имеет схожие черты с толкиновской историей «Дети Хурина»:
Есть «Дети Хурина», трагическая повесть о Турине Турамбаре и его сестре Ниниэль, где в качестве главного героя выступает Турин: персонаж, как сказали бы (те, кому нравятся такого рода рассуждения, хотя толку в них чуть), унаследовавший ряд черт Сигурда Вельсунга, Эдипа и финского Куллерво[39].
Толкиновского Феанора сравнивают с Прометеем (например, Верлин Флигер). Оба имеют символическую и буквальную связь с огнём, оба — бунтари против велений богов и оба являются создателями артефактов — источников света[90].
Кельтские влияния
Валлийские и ирландские влияния
Толкин писал, что разработанный им эльфийский язык синдарин «лингвистически очень похож на валлийский (хотя ему и не идентичен)» и это «соответствует довольно-таки „кельтскому“ характеру легенд и историй, в которых фигурируют его носители»[92]. Некоторые имена и названия в «Хоббите» и «Властелине колец» имеют валлийское происхождение, например деревня Крикхоллоу (англ. Crickhollow) в Бакленде напоминает валлийский топоним Крикхауэлл[англ.] (англ. Crickhowell)[93][94]. Хоббитское имя Мериадок могло быть аллюзией на имя легендарного кельтского короля Британии Конана Мериадока[95], хотя сам Толкин это отрицал[4]. Димитра Фими полагает, что толкиновским эльфам присущи многие черты из кельтской мифологии[96].
В письме 1937 года Толкин признался в «некоторой антипатии» к кельтским легендам, объясняя это тем, что они «в основе своей они напрочь лишены всякой логики»[97]. Однако исследователи творчества писателя полагают, что влияние кельтской мифологии на Толкина всё же прослеживается, особенно в «Сильмариллионе». Например, история об изгнании эльфов-нолдор имеет некоторые параллели со сказаниями о племенах богини Дану в ирландской мифологии[98]. Племена богини Дану, полубожественные существа, приплыли в Ирландию на кораблях, которые были сожжены сразу после высадки на берег, и участвовали в яростных сражениях с местными жителями. У Толкина эльфы-нолдор прибыли в Средиземье из Валинора на кораблях, после чего сожгли их и отправились сражаться с Мелькором. Ещё одну параллель можно найти в истории о потере руки Маэдросом, сыном Феанора, и историей Нуаду (ирл. Nuada Airgetlám) / Ллид Ллау Эрейнта (валл. Llud llaw Ereint, в переводе — «Серебряная рука»), потерявшего руку в битве против Фир Болг[99][100]. Нуаду получил новую руку из серебра вместо утраченной. У Толкина эта история отразилась в имени эльфа Келебримбора — с синдарина оно переводится как «серебряная рука» (Telperinquar на квенья)[32][101].
Артуровский цикл
Артуровские легенды являются частью кельтского культурного наследия. Сам Толкин отрицал их влияние на своё творчество, однако филологи нашли некоторые параллели[102][103][104][105]. Так, Дональд О’Брайен, Патрик Уинн, Карл Хостеттер и Том Шиппи нашли сходство толкиновской истории «Берен и Лутиэн» и валлийской сказки «Килух и Олвен», входящей в состав «Мабиногиона». В обеих герои-мужчины дают опрометчивые обещания, чтобы жениться на девах, оба заручаются поддержкой великих королей (Артура и Финрода), оба получают почти невыполнимые задания, оба охотятся или сражаются со свирепыми зверями (вепри Турх Труйт и Исгитирвин, волк Кархарот) с помощью гончей (Кавалл[англ.] и Хуан). Обе девы обладают такой красотой, что под их ногами цветут цветы, когда они впервые встречают героев, как бы являясь живыми воплощениями весны[106]. «Мабиногион» был частью «Красной книги Хергеста», источника валлийских кельтских преданий, которую, вероятно, имитирует «Алая книга Западных пределов», якобы написанная хоббитами[107].
Гэндальфа сравнивали с Мерлином[108], Фродо и Арагорна — с Артуром[109], Галадриэль — с Владычицей Озера[102]. Верлин Флигер исследовала соответствия между артуровским циклом и произведениями Толкина[110]. Она указала на очевидные совпадения между Авалоном и Аваллонэ, Броселианде (Brocéliande) и Броселиандом, изначальным названием Белерианда[111]. Толкин сам признавал, что отплытие Фродо и Бильбо на Тол Эрессеа (порт которого назывался «Аваллонэ») был «артурианской концовкой»[111][112]. Корреляции между местами и персонажами из артурианы и из легедариума Толкина были рассмотрены в книге «Падение Артура» (2013) сыном писателя Кристофером Толкином[113]. Ещё одной параллелью является артурианская легенда о сэре Балине[англ.] и толкиновская история Турина Турамбара. У сэра Балина есть проклятый меч, которым он невольно убивает собственного брата, но тот также смертельно ранит его. Турин же невольно убивает друга Белега своим чёрным мечом[114].
Славянская мифология
В произведениях Толкина можно найти некоторое влияние славянской мифологии. Например, имя волшебника Радагаста и название его жилища Росгобель в Рованнионе могут быть связаны со славянским божеством Радегастом — богом солнца, войны, гостеприимства, плодородия и урожая[115]. Река Андуин — синдаринское название Великой реки Рованниона — может быть связано с реально существующим Дунаем, протекающим в основном через земли славянских народов и сыгравшим важную роль в их фольклоре[115].
Remove ads
История
Битва на Пеленнорских полях — решающее сражение Войны Кольца, описанное в пятой книге «Властелина колец» — могла быть основана на реальной битве V века. Элизабет Солопова отметила, что Толкин неоднократно ссылался на описание битвы на Каталаунских полях историком Иорданом, и проанализировала сходство между двумя сражениями. В обеих битвах описано сражение между цивилизациями «Запада» и «Востока». Подобно Иордану, Толкин описывает свою битву как легендарное сражение, память о котором останется в веках. Ещё одной параллелью является смерть короля вестготов Теодориха на Каталаунских полях и смерть Теодена на Пеленнорских полях. Иордан писал, что Теодорих упал со своей лошади и был растоптан насмерть собственной наступающей конницей. Теоден погиб от того, что его же собственная лошадь упала на него и раздавила. Подобно Теодориху, Теодена уносят с поля, а его рыцари плачут и поют ему гимны, в то время как битва ещё продолжается[116][117].
Remove ads
Литература
Суммиров вкратце
Перспектива
Шекспир
Филологи полагают, что Уильям Шекспир оказал существенное влияние на Толкина, хотя последний открыто признавался в своей нелюбви к пьесам драматурга[119][120]. В частности, Толкин не одобрил использование Шекспиром слова «эльф», назвав это «опошлением». Также он ещё со школьных лет испытывал «горькое разочарование и отвращение» по поводу того, как «жалко и неубедительно Шекспир обыграл приход „Великого Бирнамского леса на высокий Дунсинанский холм“» в «Макбете»[121][122]. По мнению критиков, на Толкина в особенности повлияли «Макбет», «Сон в летнюю ночь», а также «Король Лир» — в последнем поднимались вопросы королевской власти, безумия и престолонаследия[119]. Некоторые исследователи отмечают влияние и некоторых других пьес, включая «Венецианский купец», «Генрих IV, часть 1» и «Бесплодные усилия любви», а также поэзии Шекспира, на тексты Толкина[123]. Том Шиппи полагал, что Толкин испытывал к Шекспиру «сдержанное уважение», отчасти потому, что тот был его земляком из Уорикшира. По мнению Шиппи, «Шекспир вполне мог бы стать одним из поэтов Шира»[120][124].
Антикварианизм
Исследователи, включая Ника Грума, полагают, что Толкин стал продолжателем традиции английского антикварианизма, прослеживаемого ещё в творчестве авторов XVIII века Томаса Чаттертона, Томаса Перси и Уильяма Стьюкли. Как и предшественники, Толкин создал множество элементов, имитирующих старину, включая каллиграфию, вымышленные языки, поддельные средневековые рукописи, генеалогии, карты, геральдику и множество паратекстов, включая заметки и глоссарии[125]. Уилл Шервуд отметил, что Толкин использовал эти «несюжетные элементы» для «погружения читателей в Арду»[126]. По мнению Шервуда, Толкин занимался усовершенствованием антикварных литературных практик, создав «кодексы и конвенции современной литературы в жанре фэнтези»[126].
Модернизм
По мнению Томаса Кулльманна и Дирка Зипмана, «Властелин колец» «имитирует эпическую поэзию древней Греции, Ирландии и Англии, ранние современные романы, фольклор и сказки», а также «высокопарные традиции и популярную поэзию», при этом нельзя выделить что-то одно. Также они отметили, что критики часто упускают влияние на Толкина романов XIX и начала XX века[127].
Клэр Бак в «Энциклопедии Дж. Р. Р. Толкина» разбирает литературный контекст XX века[128], а Дейл Нелсон разбирает творчество 24 авторов, проводя параллели с творчеством Толкина[129]. Некоторые послевоенные писатели и поэты, например Энтони Берджесс, Эдвин Мюир и Филип Тойнби негативно отзывались о «Властелине колец», тогда как другие, включая Наоми Митчисон, Айрис Мердок и Уистена Хью Одена, дали роману высокие оценки. Первые критики романа называли Толкина немодернистом. Более поздние критики приблизили Толкина к модернистской традиции, отмечая его внимание к темам языка и бренности бытия. По мнению Клэр Бак, если целью Толкина было создание мифологии для Англии[англ.], то это соответствовало традиции английской постколониальной литературы и многих писателей и поэтов, которые размышляли о состоянии современного английского общества и сути английского духа[128].
Толкину нравились приключенческие истории эдвардианской эпохи таких авторов как Джон Бакен и Генри Райдер Хаггард[129]. Он признался, что предпочитает «более лёгкие современные романы», как у Бакена[130]. Критики отметили общие черты произведений Толкина и Бакена[129][131]. Так, Оден сравнил «Братство Кольца» с романом Бакена «Тридцать девять ступеней[англ.]»[132]. Нелсон заметил, что своими произведениями Толкин «достаточно прямолинейно» ответил на «мифотворческие и прямолинейно приключенческие романы» Хаггарда[129]. Толкин писал, что в детстве ему нравились истории о «краснокожих индейцах»; Шиппи сравнил спуск Братства по Андуину на лодках из Лотлориэна в Тол Брандир с романом «Последний из могикан» Джеймса Фенимора Купера[133]. Всадники Рохана под командованием Эомера, окружившие незнакомцев (Арагорна, Леголаса и Гимли) и угрожающие им оружием, по мнению Шиппи, больше напоминают «фильмы о команчах или шайеннах, чем что бы то ни было в английской истории»[134].
В интервью 1966 года Толкин признался, что в детстве ему нравился роман Хаггарда «Она» — особенно его впечатлила история с черепком (осколком древней амфоры), на котором по-гречески было написано послание от древнеегипетской жрицы Аменартас[135]. В первом издании романа Хаггарда было приведено факсимиле черепка с древней надписью, что создавало эффект правдоподобия и историчности повествования. Дейл Нелсон предположил, что под впечатлением этого Толкин мог придумать историю со свитком с завещанием Исильдура, в котором последний описывал Единое кольцо[136]. Также это повлияло на создание Толкином псевдодокументальной страницы из «Книги Мазарбул»[137]. Критики, начиная с Эдвина Мюира[138], писали о сходствах между романами Хаггарда и Толкина[139][140][141][142]. Сцену смерти Сарумана сравнивали с внезапным увяданием Аэши, когда та вступила в бессмертный огонь[129].
В романе Жюля Верна «Путешествие к центру Земли» упоминается манускрипт с сообщением из прошлого, зашифрованным рунами, изучив который герои отправляются в путешествие — это же происходит и в повести Толкина «Хоббит, или Туда и обратно»[143].
Толкин писал, что в детстве его впечатлил исторический фэнтезийный роман Сэмюэла Крокета «Чёрный Дуглас[англ.]» и что он стал вдохновением для описания сцены битвы с варгами в «Братстве Кольца»[144]. Некоторые критики предположили, что роман Крокета повлиял и на другие события и персонажей Толкина[145][146], однако другие отметили, что доказательства этого весьма ограничены[129]. Толкин признался, что он прочёл много книг Эдгара Райса Берроуза, однако отрицал, что романы о планете Барсум вдохновили его на создание гигантских пауков вроде Унголиант и Шелоб: «К его Тарзану я испытывал неприязнь даже большую, чем моё собственное отвращение к паукам. Пауков я увидел задолго до того, как Берроуз начал писать, и я не думаю, что он как-то повлиял на Шелоб. Во всяком случае, я не сохранил никаких воспоминаний о ситах или аптах»[147].
На Толкина могли повлиять «Посмертные записки Пиквикского клуба» Чарльза Диккенса[148]. К примеру, речь Бильбо на вечеринке по случаю своего дня рождения напоминает первую речь Пиквика[149].
Сильное влияние на Толкина оказал Уильям Моррис. Толкин ещё в 1914 году писал, что хотел бы написать произведение «в духе романов Морриса, со стихотворными вставками тут и там»[150]. Позднее он писал, что произведения Морриса повлияли на создание Мёртвых болот (англ. Dead Marshes)[151] и Лихолесья (англ. Mirkwood)[152].
Ещё одним автором, повлиявшим на Толкина, был Джордж Макдональд, написавший книгу «Принцесса и гоблин[англ.]». На мировоззрение Толкина повлияли книги Инклинга Оуэна Барфилда, в особенности «Серебряная труба» (1925), «История английских слов» (1926) и «Поэтическая дикция» (1928). На повесть «Хоббит, или Туда и обратно» некоторое влияние оказала книга Эдварда Уайк-Смита[англ.] «Изумительная Страна Снергов[англ.]» (1927)[153], а также персонаж Джорджа Бэббита из книги «Бэббит» (1922)[154]. Описание подземных существ морлоков в романе Герберта Уэллса «Машина времени» (1895) могло повлиять на создание некоторых толкиновских монстров[129].
Remove ads
Личный опыт автора
Суммиров вкратце
Перспектива
Детство
Некоторые места и персонажи из произведений Толкина стали отражением детских воспоминаний и впечатлений писателя. Толкин вырос в сельском Уорикшире: с 1896 года он жил в Сэрхоуле вблизи Сэрхоульской мельницы, а позднее переехал в Бирмингем вблизи водохранилища Эджбастон[155][156]. Также у Толкина можно найти намёки на близлежащий индустриальный регион Чёрной страны[англ.]. Толкин признался, что описанная им индустриализация Саруманом Изенгарда, а затем и Шира была основана на событиях, происходивших в его родной Англии[157][158][159][160].
Бэг Энд — название жилища Бильбо и Фродо в Хоббитоне — было реальным названием дома, принадлежавшего тёте Толкина Джейн Нив в Дормстоне (графство Вустершир)[161][162].
Война
Во время публикации «Властелина колец» популярным было мнение о том, что Единое кольцо является аллегорией атомной бомбы. Алан Николлз писал: «Близость этой аналогии к человеческой ситуации придаёт ей ужасающую реалистичность и актуальность. Это прозаическое и поэтическое отражение духовных сумерек современного мира, омрачённых чёрной силой… атомной бомбы»[164]. Эдвин Мюир не соглашался с такой интерпретацией, отметив, что нельзя проводить прямые параллели между водородной бомбой и тем, что «кажется олицетворением самого зла»[164]. Сам Толкин настаивал, что в его книгах нет никаких аллегорий[165] и что он завершил написание почти всего романа «Властелин колец», включая концовку, ещё до первого применения ядерного оружия[166]. При этом в письме 1960 года он отметил, что «Мёртвые болота и подступы к Мораннону отчасти обязаны Северной Франции после битвы на Сомме»[151], а в «Предисловии» ко второму изданию «Властелина колец» он написал, что Первая мировая война была ничуть не менее «ужасным опытом» для её юных участников, чем Вторая мировая[163][165]. В сентябре и октябре 1916 года Толкин принял участие в битве на Сомме в качестве офицера связи, после чего отправился домой на лечение от окопной лихорадки[167][168][169]. Некоторые исследователи творчества писателя полагают, что ответом Толкина на вызов войны стало создание легендариума Средиземья[170][171][172][173]. Комментаторы выделили ряд соответствий между военным опытом Толкина и некоторыми аспектами его произведений о Средиземье. К примеру металлические драконы, которые атакуют сокрытый в горах город эльфов в «Падении Гондолина», напоминают танки, которые Толкин увидел на войне[174]. К. С. Льюис, который участвовал в битве при Аррасе (1917), написал, что «Властелин колец» реалистично демонстрирует «самое качество войны, которую знало моё поколение», включая «живую и яркую дружбу», задний план, состоящий из «отчаяния» и «весёлый» передний план, а также «ниспосланные с неба» подарки вроде «тайника с табаком, „спасённого“ из руин»[175].
Инклинги
Толкин был членом кружка Инклингов, неформальной литературной дискуссионной группы, связанной с Оксфордским университетом в 1930-е и 1940-е годы[176]. По словам Колина Дюрье, члены группы Инклингов имели общее представление о связи между «воображением, мифом и реальностью, а также христианским мировоззрением, в котором языческая духовность рассматривалась как предвосхищение пришествия Христа и христианской истории»[177]. Том Шиппи добавил, что группу очень интересовали «добродетельные язычники», и что «Властелин колец» по сути был историей таких людей, находившихся во мраке до христианского откровения[178]. Также Толкин и другие Инклинги высоко оценивали «теорию северного мужества», согласно которой даже при угрозе тотального поражения сражаться с врагом нужно всё равно[179]. В группе обсуждались и философские вопросы, которые находили отражение в текстах Толкина, в том числе древние внутрихристианские дебаты о природе зла. Шиппи отметил, что фраза Эльронда «ничто не является злым в начале, даже Саурон не был злым»[180] звучит практически как заявление Боэция, который считал, что всё изначально было добром, а зла не существует — зло является просто отсутствием добра. Инклинги, по свидетельству К. С. Льюиса, терпимо относились к манихейскому представлению о том, что добро и зло (свет и мрак) одинаково могущественны и ведут борьбу за власть над миром[181]. Во «Властелине колец» прослеживается двойственная природа зла: это и «отсутствие добра», и некая внешняя сила. По мнению Шиппи, христианские убеждения подталкивали Толкина к трактовке Боэция, но личный опыт участия в войне и история XX века склоняли писателя к манихейскому объяснению могущества и торжества зла в мире, что также можно увидеть в истории Средиземья[182]. К. С. Льюис поддерживал Толкина во время написания романа, последний признался, что без Льюиса «никогда бы не завершил „Властелин колец“»[183].
Remove ads
Комментарии
- В черновиках «Властелина колец» Толкин использовал названия Harwan и Sunharrowland, и лишь потом остановился на «Хараде»; Кристофер Толкин отметил, что эти названия связаны с эссе его отца Sigelwara Land[25].
- DVD-диск с фильмом Питера Джексона «Властелин колец: Возвращение короля» завершается цитатой темы Зигфрида из «Кольца нибелунга» Вагнера. Кевин Дж. Доннелли отметил, что эта отсылка является двусмысленной: она может быть просто музыкальной шуткой, а может быть намёком на «удручающее расовое воображение мира Толкина и трилогии фильмов Питера Джексона»[73].
Remove ads
Примечания
Источники
Wikiwand - on
Seamless Wikipedia browsing. On steroids.
Remove ads