Метель (Сорокин)

У этого термина существуют и другие значения, см. Метель (значения).

«Метель» — повесть Владимира Сорокина. Впервые издана в 2010 году издательством АСТ^[1]. Художественный мир повести был расширен Сорокиным в романах «Доктор Гарин» (2021) и «Наследие» (2023), образующих с ней своеобразную трилогию.

Метель
Жанр	повесть
Автор	Сорокин, Владимир Георгиевич
Язык оригинала	русский
Дата первой публикации	2010
Следующее	Доктор Гарин
Цитаты в Викицитатнике

«Метель» стилизована под русскую классическую литературу конца XIX века, но действие её происходит в будущем (что указывает на статичность российской истории). Повесть была с энтузиазмом принята большинством литературных критиков и удостоилась второго приза премии «Большая книга». В 2020 году получила премию Супер-НОС как книга десятилетия (лучшее произведение русской литературы из числа изданных с 2009 по 2019 год^[2]).

Сюжет

Зима, Россия. Уездный доктор 42-летний Платон Ильич Гарин в пихоре, малахае и с саквояжами едет в глухую деревню Долгое делать вакцинацию. Там эпидемия завезённой из Боливии «чернухи». Человек, заражённый боливийской чёрной, превращается в зомби, встаёт из могилы и кусает других.

Начинается метель. На станции нет лошадей. Гарину удаётся упросить хлебовоза Козьму по прозвищу Перхуша отвезти на самокате. Самокат тянут (через особый привод — протяг) 50 малых лошадей размером «не более куропатки». Доктор планирует доехать за полтора часа.

Ехать трудно. Неожиданно самокат наезжает на странную твёрдую пирамидку. Полоз трескается. Доктор стягивает полоз эластичным бинтом и заклеивает мазью Вишневского. Проехали версты три. Бинт стащило, самокат остановился. Решают заехать для починки к мельнику, который живёт в добротной избе с портретом Государя на стене и автоматом Калашникова на лосиных рогах. Их принимают мельничиха, Таисия Марковна, «полнотелая, крупная женщина лет тридцати» и сам мельник – маленький человек, которому рюмкой служит напёрсток жены. После ужина пьяный мельник засыпает. Жена его поднимается в спальню к доктору, где они соединяются в жарком акте любви.

Утром доктор встал поздно. Позавтракали, поехали дальше. Осталось вёрст девять. Опять началась метель. Приходится спешиваться и искать дорогу. Сбились и заехали на кладбище. Потом наткнулись на шатёр витаминдеров (что-то наподобие наркоторговцев) по имени Дрёма, Задень, Скажем и Баю Бай. Выясняется, что товарищи избили Дрёму за потерю «дорогих вещей» и теперь ему нужна помощь доктора. За помощь витаминдеры предлагают Гарину снять пробу с нового продукта. Доктор, когда были деньги, пробовал прежние продукты витаминдеров (шар и куб) и поэтому соглашается.

Новым продуктом оказывается пирамида – точно на такую налетел полозом самокат. От пирамиды у доктора происходят страшные видения: он в средневековой Варшаве, и его казнят на центральной площади, медленно уваривая в котле с растительным маслом.

Придя в себя, доктор покупает у витаминдеров две пирамидки и, испытывая небывалый душевный подъём, вновь отправляется в путь. Метель не стихла. До цели остаётся версты четыре. Барин и возница беседуют о добре и зле. Опять дорога пропадает под снегом и её приходится до изнеможения долго искать. Путники разводят костёр. Опять едут. Метель улеглась, выглянула луна. «Прежнее радостное и полнокровное ощущение жизни вернулось к доктору».

Появились волки. Выстрелами из револьвера доктор отпугнул их, но лошадки не идут. «Их от волков оторопь берёт». Доктор хочет бить их кнутом. Перхуша не даёт. Доктор бьёт Перхушу кулаком в лицо. Оптимизм и бодрость доктора улетучились. Выпили спирта.

Поехали дальше. Разогнались, врезались в сугроб. Оказалось, что не в сугроб, а в ноздрю замёрзшего на дороге шестиметрового великана, большого. Пришлось рубить нос. Самокат вытащили, но полоз опять сломался. Перхуша вытесал из ёлочки некое подобие полоза. Поехали. Опять пошёл снег. Въехали в буерак и сломали полоз. Доктор, проклиная Перхушу, пошёл пешком. Наткнулся на снеговика ростом с двухэтажный дом с огромным, торчащим снежным фаллосом. Изрядно поплутав, доктор опять вышел к самокату.

Доктор, Перхуша и маленькие лошадки с трудом устраиваются в капоре под рогожей, чтобы, согревая друг друга, переждать ночь. Утром мимо них проходит китайский санный поезд, запряжённый огромным конём, высотой с трёхэтажный дом. Китайцы забирают доктора, у которого, похоже, отморожены ноги, и лошадок. Перхуша уже мёртв. «И лишь неугомонный чалый пронзительно заржал, навсегда прощаясь со своим хозяином».

Анализ

Повесть скрупулёзно стилизована под классическую русскую прозу XIX века. Даже само название отсылает к одноимённой повести Пушкина и рассказу Толстого^[3], однако основным прототекстом является рассказ Толстого «Хозяин и работник»^[4][5][6]. Лишь постепенно становится понятным, что действие происходит не в прошлом, а в будущем (в «ретробудущем»^[7]). В этой повести автор возвращается к своей излюбленной мысли о том, что в России время застыло^[8]. По словам Сорокина, метель в повести

и субъект, и объект. И персонаж, и сцена. И герой, и декорация — задник, на фоне которого происходит действие. Это стихия, которая определяет жизнь людей, их судьбу. От чего здесь люди зависели, по-прежнему зависят и будут зависеть — это русская география. Это размер России, размер этих полей, во многом безжизненных, это затерянность людей в этих пространствах. И главный персонаж, порождаемый этим пространством, — Метель. <…> Поломки всех этих вещей, плохие дороги и то, что зимой путники никак не могли найти дорогу, потому что она никак не обозначена и никому это не нужно, — это и есть русская жизнь. Другой она не будет^[8].

Марк Липовецкий, отмечая отсутствие в повести ожидаемого от Сорокина сатирического заряда, считает многие мотивы «Метели» производными от фильма А. Балабанова «Морфий»^[7]. Он рассматривает повесть в терминах «внутренней колонизации»: по мнению литературоведа, Сорокин предлагает «продвижение сквозь метель при помощи народа» в качестве сквозной метафоры устройства России^[5] и развёртывает «сюжет совокупления со смертельной стихией, поглощающей и обессиливающей отважного колонизатора»^[7].

По мнению ряда исследователей, повесть Сорокина написана в парадигме метамодерна^[9][10][11]. Дмитрий Волчек считает «Метель» главной русской книгой XXI века^[12].