Тынянов, Юрий Николаевич

Ю́рий Никола́евич (Насо́нович) Тыня́нов (6 [18] октября 1894, Режица, Витебская губерния — 20 декабря 1943, Москва) — русский советский прозаик, драматург, сценарист, переводчик, литературовед и критик, представитель русского формализма.

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Тынянов.

Юрий Тынянов
Имя при рождении	Юрий Насонович Тынянов
Псевдонимы	Юзеф Мотль[1]
Дата рождения	6 (18) октября 1894[2][3]
Место рождения	Режица, Витебская губерния, Российская империя
Дата смерти	20 декабря 1943(1943-12-20)[2][4][…] (49 лет)
Место смерти	Москва, СССР[2][4]
Гражданство (подданство)	Российская империя  СССР
Образование	Санкт-Петербургский государственный университет (1918)[2]
Род деятельности	прозаик, драматург, сценарист, переводчик, литературовед, критик
Язык произведений	русский
Награды
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе
Цитаты в Викицитатнике

Биография

Родился в уездном городе Режица Витебской губернии в состоятельной еврейской семье. Его отец — врач Насон Аронович (Но́сон Аро́нович, Николай Аркадьевич) Тынянов (1862—1924) — был уроженцем Бобруйска; мать — Сора-Хася Беровна (Софья Борисовна) Эпштейн (1868—1940), уроженка местечка Докшицы Борисовского уезда Минской губернии^[5][6].

В 1904—1912 годах учился в Псковской гимназии, где среди его одноклассников и друзей были Лев Зильбер, Август Летавет, Ян Озолин, Борис Лепорский. Окончил гимназию с серебряной медалью.

В 1912—1919 годах учился на историко-филологическом факультете Петроградского университета. В студенческие годы участвует в работе Пушкинского семинария С. А. Венгерова, Пушкинского историко-литературного кружка (близок к семинарию Венгерова, организован в декабре 1915). Интересно, что современники вспоминали о присутствовавшей в его внешности схожести с А. С. Пушкиным^[7].

С 1918 года участник ОПОЯЗа, где, наряду с В. Б. Шкловским, Б. М. Эйхенбаумом и др. вносит свой вклад в создание научного литературоведения («формального метода» в литературоведении). В 1919 году сдаёт выпускную работу «Пушкин и Кюхельбекер» (утеряна в Гражданскую войну; в 1934 году Тыняновым написана одноимённая статья) и «оставляется при университете» (что близко к современной аспирантуре).

В 1919—1920 годах преподаёт литературу в школе, до 1921 года служит в Центральном бюро Союза коммун Северной области, затем в Отделе информации Петроградского бюро Коминтерна, читает лекции в Доме искусств и Доме литераторов.

В 1921—1930 годах — профессор Института истории искусств. В 1920-е годы Тынянов выступает как литературовед и литературный критик, публикует книги «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)» (1921), «Проблема стихотворного языка» (1924), представляющую наиболее его проработанную теоретическую работу, сборник статей о литературном процессе первой трети XIX века «Архаисты и новаторы» (1929), а также многочисленные работы, не вошедшие в прижизненные сборники.

В те же годы он начинает писать профессиональную прозу (дебютировал в 1925 году под псевдонимом Юзеф Мотль в № 26—27 журнала «Ленинград»; затем следуют романы «Кюхля» (1925) и «Смерть Вазир-Мухтара» (1928), повесть «Подпоручик Киже» (1927), переводит Г. Гейне, пишет также сценарии к кинофильмам. Постепенно писательство становится его второй профессией.

К концу 1920-х годов рассеянный склероз, которым Тынянов страдал с молодости, приводит к частичной утрате им работоспособности. В 1930-х годах прогрессирующая болезнь, наряду с гонениями на «формалистов», несколько снижают его научную активность и переводят её из теоретического в историко-литературное русло. В это десятилетие выходят его роман «Пушкин» (1936, ч. 1 и 2), повесть «Восковая персона» (1930), рассказы «Черниговский полк ждёт» (1932) и «Малолетный Витушишников» (1933), ещё две книги переводов из Гейне.

В мае 1931 года Тынянов участвовал в совещании у А. М. Горького в Краснове под Москвой, на котором обсуждались вопросы издания новой книжной серии «Библиотека поэта»; принял на себя руководство научной частью издания. К началу войны Тынянов уже был инвалидом, однако до конца жизни продолжал работать над третьей частью своего последнего романа («Пушкин», не завершён) и писать рассказы (во время войны в провинциальных изданиях опубликованы как минимум три его рассказа).

Адреса Тынянова в Петербурге: 1919—1936 годы — доходный дом, Греческий проспект, 15; 1936 — август 1941 года — улица Плеханова 8/10 (отсюда эвакуирован не позднее 8 августа 1941 года).

Умер в декабре 1943 года в Москве, куда был доставлен для лечения в Кремлёвскую больницу весной 1943 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище (участок 39)^[8]. В 1984 году на том же кладбище была похоронена его сестра (18 уч.)^[9].

Семья и родственники

У Тынянова были старший брат Лев (Моисей-Лейб Носонович, 12 ноября 1891—1946)^[10], врач, и младшая сестра Лидия. В 1915 году из местечка Велионы^[лит.] Режицкого уезда в Ярославль был эвакуирован кожевенный завод предпринимателя и купца 1-й гильдии Бера Мовшевича Эпштейна, совладелицами которого после смерти отца стали сёстры Софья Борисовна Тынянова и Анна Борисовна Гаркави, перебравшиеся сюда с семьями (кожевенный завод и раскройно-посадочные и заготовительные мастерские наследников Б. М. Эпштейна были разрушены в ходе ярославского восстания 1918 года и восстановлены в годы НЭПа; в 1917 году на заводе работали 236 рабочих)^[11][12][13]. В 1918 году двоюродная сестра Юрия Тынянова детский врач Эсфирь Александровна Гаркави (1889—1986) вышла замуж за его брата Льва Тынянова (1891—1946), главврача ярославского городского противотуберкулёзного диспансера^[14]. Заслуженный учитель Российской Федерации М. А. Нянковский — внучатый племянник Ю. Н. Тынянова^[14].

Юрий Тынянов женился 3 февраля 1916 года на Лии Абелевне (Елене Александровне) Зильбер (в первом браке Качановская, сестра Льва Зильбера и Вениамина Каверина); их дочь — поэтесса и переводчица Инна Тынянова (1917—2004).

Двоюродный брат — советский разведчик Альберт Иоахимович Сыркин-Бернарди^[15].

Двоюродный племянник — литературовед Александр Миронович Гаркави. Троюродные братья (по материнской линии) — языковед Виктор Максимович Жирмунский, журналист Яков Ноевич Блох, искусствовед Мирон Аркадьевич Малкиель-Жирмунский, музыкальный педагог и виолончелист Константин Исаакович Шапиро и филолог-романист Яков Львович Малкиель^[16][17][18]. Троюродные сёстры — поэтесса Раиса Ноевна Блох и Магдалина Исааковна Малкиель-Шапиро (1905—1968), жена историка церкви Владимира Николаевича Лосского, мать филолога и богослова Николая Лосского.

Научное творчество

Ю. Н. Тынянов внёс значительный вклад в разработку теории литературной эволюции, изучение структуры стихотворного языка, а также в осмысление природы пародии и принципов сценарного искусства. Тынянов рассматривал литературу как динамическую систему, развитие которой определяется внутренними структурными сдвигами, и последовательно применял функциональный подход как к словесному, так и к экранному искусству.

Тынянов — один из ведущих представителей русского формализма, участник Общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗ), в рамках которого он взаимодействовал с В. Б. Шкловским и Б. М. Эйхенбаумом. В своей научной концепции он рассматривал литературное произведение как систему соотносительных и взаимообусловленных приёмов, а не как сумму тем, идей или психологических мотивов. Нельзя, по мнению Тынянова, говорить о литературном произведении "как о "совокупности" известных сторон его: сюжета, стиля и т. д. [...] Произведение представляется системой соотнесенных между собою факторов^[19]".

В работе «Проблема стихотворного языка» (1924) Тынянов исследовал внутреннюю организацию стихотворного текста, указывая, что стих обнаруживается «как система сложного взаимодействия, а не соединения, [...] как борьба факторов, а не как содружество их»^[20]. Он настаивал, что формальный анализ не сводится к описанию внешней формы, а должен выявлять «функции элементов» в динамической системе.

В статье «О литературной эволюции» он сформулировал представление о литературе как о динамически развивающейся системе, эволюция которой определяется внутренними структурными сдвигами, а не внешними факторами. «Система литературного ряда, — писал Тынянов, — есть прежде всего система функций литературного ряда, в непрерывной соотнесенности с другими рядами. Ряды меняются по составу, но диференциальность человеческих деятельностей остается. Эволюция литературы, как и других культурных рядов, не совпадает ни по темпу, ни по характеру (в виду специфичности материала, которым она орудует) с рядами, с которыми она соотнесена. Эволюция конструктивной функции совершается быстро. Эволюция литературной функции — от эпохи к эпохе, эволюция функций всего литературного ряда по отношению к соседним рядам — столетиями»^[21].

Тынянов разграничивал понятия «генезис» и «традиция»: генезис он описывал как случайный и изменчивый, традицию — как закономерную, складывающуюся в рамках национальной литературной системы^[22].

В ряде работ Тынянов обратился к проблеме пародии как особой литературной формы. В статье «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)» (1921) он рассматривал пародию не как отрицание оригинала, а как самостоятельный художественный приём, способный к сложному диалогу с исходным текстом^[23].

С конца 1920-х годов Тынянов активно занимался теорией кино. В статьях «Об основах кино» (1927) и «О сценарии» (1929) он применил принципы формального анализа к киноведению, определяя кино как особый вид искусства, оперирующий не словом, а зрительным образом и требующий собственных приёмов построения повествования^[24][25]. Он считал, что сценарий должен быть не «литературной заготовкой», а автономным произведением с собственной композицией.

Стиль научной прозы Тынянова отличался ярко выраженной индивидуальностью и гетерогенностью: «у Тынянова нет стилистически гомогенных текстов, каждая его статья утверждает право на не-сходство и различие как на необходимую потребность стать «новым зрением»в науке».^[26]. По наблюдению Е. В. Бережной, его методология выходила за рамки словоцентризма формалистской школы, включая в анализ внелингвистические и культурные факторы. Тынянов «не полагался на искусство слова только; его выход за пределы филологического поля был уходом от тех форм выражения, которые являлись идеологическим субстратом культуры, к внесловесным интуициям»^[27].