Шапар

Ша́пар, также Ша́бар, Шы́быр (чув. Шӑпӑр^[1], Шӑпар^[2], Шӑппӑр^[3]) — традиционный чувашский музыкальный инструмент. Одна из двух разновидностей волынки (наряду с сарнай), имевшая распространение у чуваш.

Шапар
чув. Шӑпӑр, Шӑпар, Шӑппӑр
Шапар. Чувашская АССР, Ядринский район, деревня Верхние Ачаки, 1984 год.
Классификация	духовой язычковый музыкальный инструмент
Родственные инструменты	шофар, волынка, сарнай

Происхождение названия

Этимологически чув. шӑпӑр совпадает с луговомар. шӱвыр и горномар. шӹвӹр. Аналогичная картина наблюдается во многих тюркских языках: кирг. , каз. , карач.-балк. , ног. и каракалп. сыбызғы, баш. Һыбызғы, алт. сыбыски в значении «дудка, свирель, труба»; в арабском — شَبُور [ʃaˈbuːr]. Я. Ф. Кузьмин-Юманади^{[чуваш.]} считает «более вероятным заимствование его из др.-евр. שופר‬‬ [ʃoːpːaːr] с закономерным замещением p: > p: > ʃo:p:a:ɾ > ˈʃăpəɾ. Что же касается тюркских сыбызғы/Һыбызғы «свисток, свирель, дудка», то они образованы от ономатопеической основы и не связаны с семитским корнем «ʃp:r»^[4].

В соответствии с точкой зрения ведущего исследователя чувашского языка В.Г. Егорова, А.К. Салмин выдвигает гипотезу о родстве чувашского слова шӑпӑр с персидским شیپور [ʃiːˈpuːr], а вывод об отсутствии связи между тюркским сыбызғы, чувашским шӑпӑр, семитским ʃp:r, арабским ʃa'bu:r и персидским ʃi'pu:r неправомерен — все эти слова происходят от одного корня^[4].

Шӑпӑр или Сӑрнай

У чуваш бытует и другое название шӑпӑр — хӑмпӑ («пузырь»). Именно это название было зафиксировано в словаре, составленном в 1785 году епископом Нижегородским и Алатырским Дамаскиным. В некоторых местностях, например в Цивильском уезде, шӑпӑр называли «пузырём», а под «волынкой» понимали другой инструмент — сӑрнай. Историк В. Д. Димитриев, сам родом из Цивильского уезда, придерживался такой же точки зрения. Однако музыковед М. Г. Кондратьев, как и большинство чуваш, однозначно рассматривают шӑпӑр как волынку^[4].

Можно говорить и о татарском влиянии на обозначение шӑпӑр как сӑрнай в цивильском ареале. Так, Г. Ф. Миллер, в частности, писал: «Татарская волынка, которая по-татарски называется сурнай, по-черемисски шюббер, по-чувашски шипюр»^[4].

Конструкция

Воздушным резервуаром инструмента служит кожаный мешок. Он был изготовлен из коровьего желудка или мочевого пузыря. Перед игрой этот мешок обычно намачивают, чтобы он стал эластичным и не пропускал воздух. В него вставлена короткая деревянная трубка из кости для вдувания воздуха и две мелодические металлические трубки, одна из них с двумя игровыми отверстиями, другая — с четырьмя. На концы мелодических трубок надет общий раструб из коровьего рога. Пищики делаются из тростника или гусиного пера.^[5]

В чувашской культуре

«Пузырист/Шӑпӑрҫӑ». Моисей Спиридонов, 1926.

В источниках и научной литературе шӑпӑр по праву именуется национальным музыкальным инструментом чувашского народа. Этот инструмент был неотъемлемой частью жизни, исполняя гораздо больше, чем просто музыкальную функцию. Он помогал создавать весёлое настроение, делиться грустью и скрашивал монотонность полевых работ и домашних занятий. Искусные волынщики (чув. шӑпӑрҫӑ) виртуозно играли в самых разных ситуациях: «…езда на повозке не препятствует игре на пузыре, играют даже сидя верхом на лошади»^[6].

Особое значение шӑпӑр имел в духовной и обрядовой жизни. Его заунывные или напротив, ритмичные мелодии можно было услышать на молениях божеству Киремет, осенних поминках юпа и летних поминках ҫимӗк. В похоронном обряде юпа, в эпизоде «У моста», танцевали под пронзительную музыку волынки. Когда резали скот по случаю юпа, инструмент сопровождал действие тихой игрой. Ночь в доме умершего родственники проводили за поминальной трапезой и плясками под аккомпанемент шӑпӑр, а шествие к ритуальному мостику напоминало свадебный поход под музыку. На следующее утро после установления поминального столба (юпа) вновь выходили на улицу и плясали. Народная мудрость сравнивала волынку с красивой куклой в загадке: «Маленькая кукла тысячу людей собирает», подчеркивая её способность объединять чуваш^[6].

Исследователи XVIII века отмечали, что волынка являлась наиболее подходящим инструментом для чувашской плясовой музыки. Без её звуков не обходилось ни одно истинное веселье. Это касалось и поминальных ритуалов, где плясали, в том числе, и на кладбище. Существовало поверье, что тот из родни умершего, кто не веселится и не пляшет под музыку, непременно скоро умрёт. Таким образом, пляска под скрипку и волынку была ритуальной необходимостью, оберегающей живых. Говорили, что когда звучит шӑпӑр, удержаться от пляски невозможно, задавали и риторические вопросы: «Возможно ли так плясать от одной игры на шӑпӑр?»^[6].

Распространённость волынки в быту была столь высока, что она часто входила в число завещаемых вещей. Если умирал виртуозный музыкант, инструмент могли положить ему в гроб. Публичная игра на шӑпӑр высоко ценилась: помимо установленной платы, благодарные слушатели могли вкладывать волынщику деньги прямо в зубы^[6].

С приходом в конце XIX — начале XX века гармони началось постепенное вытеснение традиционных инструментов, включая волынку. Однако народ относился к этому новшеству скептически, считая, что «гармоника портит молодёжь, а волынка — нет»^[6].